Акмаль Нур: «Начинаешь подстраиваться – искусству конец»

Творчество во имя себя самого или ради денег? Тема эта стара как мир, но не теряет остроты. К ней часто обращались и сами мастера искусств, во всех красках описывавшие бедственное положение своих героев. Самые громкие образцы – опера «Богема» Джакомо Пуччини и роман «Голод» Кнута Гамсуна. В реальной жизни примеров еще больше: в бедности умерли Рембрандт и Шуберт, Ван Гог и Уайльд, Модильяни и многие другие гении. А как дела обстоят сейчас, в эпоху больших капиталов и консьюмеризма? Об этом наш разговор с одним из самых известных живописцев страны Акмалем Нуром – народным художником Узбекистана, председателем Академии художеств республики и почетным членом Российской академии художеств.

– Акмаль Вахобжанович, как вы считаете, сытость гению не помеха? Или художник должен быть голодным?

– Не могу согласиться ни с одним утверждением. Не каждому деньги идут на пользу и от сытости не обязательно появляются шедевры. А голодное состояние действительно иногда порождает хорошие вещи, но далеко не всегда. Минусов больше. У нас же семьи, дети – их надо кормить, одевать, давать образование и обеспечивать. Вот на это нужны средства.
Самому-то живописцу ведь не так много надо. Не внимание или большие суммы, а лишь минимальные условия для творчества, ради которого мы готовы на всем экономить. Свой закуток и художественные материалы – в этом наше богатство. Мастерская – наш дом, тут наша жизнь. А все остальное… Пусть просто лишний раз не трогают, а дадут поработать над картиной! Художники вообще любят тишину и покой, чтобы сосредоточиться и выразить мысли на холсте.
Я девятый год на посту и вижу, насколько сложно совмещать любую должность с желанием творить. Все время мероприятия, отчеты, спешка – срочно езжай туда, успей что-то сделать к определенной дате. А ведь работа над достойным произведением может занимать годы! В новом парке Победы отстояли проект памятника Зульфие Закировой и ее невесткам – чтобы он получился как задумывалось и был отлит из бронзы. Но мне бывает откровенно стыдно за иные скульптуры, которые приходится за пару месяцев принимать с десяток. Понимаете, там об искусстве нет и речи.

Хороший результат требует времени. Разве у меня или коллег каждая работа – шедевр? Нет, чтобы создать одну удачную, надо сделать десятки обычных

– Насколько много среди наших художников людей обеспеченных?

– Не более 20 процентов. Это в лучшем случае. И тех не назовешь богатыми. Нуждающихся много, особенно среди старшего поколения. Раньше они привыкли заниматься только искусством, ведь в те годы этого хватало. Принял участие в выставке – кто-то скорее всего приобретет твою работу. Сейчас иначе. Им тяжело.
Обратная сторона этой ситуации – из-за того, что государственные музеи и галереи последние 25–30 лет почти не закупали произведения у мастеров, фонды почти не пополнялись. Как-то принималось решение о выделении денег на приобретение картин, но только один год… Если судить по коллекциям, там почти не представлено полотен нового времени, будто ничего и не было. Пусто.
Возвращаясь к вопросу. Я встречался с действительно обеспеченными художниками за рубежом – в России, Китае, Казахстане. Например, попал в мастерскую президента Национальной академии живописи КНР. Там такой размах, такая площадь! Мне было бы стыдно пригласить его в свою мастерскую – всего 65 квадратных метров, да и обстановка внутри…
Иное дело, что произведения наших художников не уступают зарубежным. Правда, работать над ними приходится в тех условиях, что есть. Например, когда комната в ширину 5 метров, а потолок – стандартные 2 метра 70 снатиметров, то порой даже холст не сделаешь такого размера, как задумал. Места не хватит. У меня это случилось недавно с картиной «Великий шелковый путь» – планировал ее высотой в 3 метра, но из-за потолка пришлось уменьшить почти на треть. А каково монументалистам, скульпторам, которым нужно куда большее пространство?

– Шанс достойно зарабатывать только творчеством зависит от арт-рынка. Есть ли он у нас?

– Сейчас нет. Покупают картины в основном зарубежные гости. Они ищут изюминку, а не привычные виды. Среди них редко есть профессиональные коллекционеры, зато много представителей бизнеса и тех, кто собирает для души.
С местными меценатами проблема. Третьяков когда-то сам пришел к тому, чтобы формировать художественную коллекцию. У нас есть те, кто в частном порядке покупает для себя, у некоторых даже по 30-50 картин, но своего Третьякова пока нет. Еще не доросли, наверное. Интеллектуальный уровень нередко оставляет желать лучшего. С другой стороны, почему бы не создать условия возможным меценатам – предоставить им существенные льготы?

– Изучая каталоги, видел, казалось бы, схожие картины одного автора, созданные в один период. Но одна стоит 1 тысячу долларов, а другая – 20 тысяч. От чего это зависит?

– Если говорить из личного опыта, то для меня некоторые полотна роднее остальных. От них испытываю большее удовлетворение. Какими-то наоборот не так доволен. То есть все зависит от собственного отношения и оценки на уровне чувств, интуиции.
Другой момент – когда я смотрю на свои ранние работы, то понимаю: тогда у меня было иное внутреннее состояние. Его уже никогда не будет, и полотна эти никак не повторить. Потому воспринимаю их по-особому и могу считать более ценными.
Иногда готов отдать картину дешевле, если вижу, что человек действительно проникся произведением и заинтересовался им. А иногда совсем не уступаю. В последнее время стал скупее, но не в плане финансов. Я долго пишу и тяжело расстаюсь со своими полотнами. И теперь хочется сохранить у себя больше картин и когда-нибудь даже собрать их в одной галерее.
До сих пор переживаю из-за полотна «Великий шелковый путь», о котором говорил ранее. Его очень быстро забрали покупатели, словно чувствовали мою к нему привязанность. Отдал ему несколько лет жизни. Был бы рад, останься оно в Узбекистане, пусть и получил бы за него в два-три раза меньше.

Художественное произведение в первую очередь должно нравиться самому автору! Придется ли кому-то по душе – неважно. Купят или нет – неважно

– В одном интервью вы сказали, что художники не дружат с цифрами. Но по работе ведь постоянно приходится?

– С цифрами у меня действительно очень плохо. Забываю номер своей машины, иногда специально выхожу, чтобы записать его. Еле запомнил собственный телефон. Когда получил первый крупный заработок за картину (она называлась «Тонг» и запечатлела ребенка в колыбели на свежем воздухе), испытал шок. Мне дали 800 рублей – большую сумму в советские годы. Я тогда за аренду квартиры платил 10–15 рублей. Использовал деньги позже, на первый взнос за кооперативную квартиру.
Один крупный чиновник как-то пошутил: «Зачем вам знать цифры, вы же творческий человек». Да, я, как проснусь, сразу чувствую: тянет в мастерскую. По натуре люблю мечтать, даже во сне приходят идеи, а мыслями все время нахожусь где-то между небом и землей. Но по работе меня постоянно силой опускают вниз. Тогда чувствую себя плохо. Однако если с утра часа три порисую, потом мне море по колено в академии, сколько бы не пришлось нервничать. Вот с начала карантина 1,5 месяца хорошо потрудился в мастерской, параллельно и в академии занимаясь крупными проектами, включая оформление уже названного Парка Победы.

– Говоря о мастерских: насколько вам с коллегами хватает помещений?

– Это большая проблема. Раньше Союз художников Узбекистана имел собственные творческие комбинаты, заводы и худфонд с приличной прибылью, которая шла на поддержку своих членов. В том числе на эти деньги в Ташкенте построили дома художников со специальными мастерскими – около станций метро «Космонавтлар» и «Буюк ипак йули», на Актепе и Себзаре. Но когда прежние владельцы умирали или уезжали, их уже приватизированное жилье мог купить кто угодно. А у Академии художеств сегодня нет возможности распоряжаться теми квартирами с мастерскими и уж тем более строить новые такие дома.
Опять-таки в прошлом благодаря главе Союза художников Рахиму Ахмедову молодым живописцам, скульпторам и их коллегам выделяли на три года мастерские и зарплату – такую, что с голода точно не умрешь. Мне самому так повезло после окончания института в 1984-м. Тогда мы просто работали днями и ночами напролет, участвовали в республиканских и всесоюзных выставках, биеннале. Это было огромным подспорьем, дало нам всем возможность не думать ни о чем, кроме творчества, и расти профессионально.
Потому очень благодарны за недавний подарок от государства – 21 апреля вышло постановление Президента «О мерах по дальнейшему повышению эффективности сферы изобразительного и прикладного искусства». Для всего мира сейчас проблемное время, но несмотря на это у нас уделили внимание поддержке творческих деятелей и на 99 процентов одобрили все предложения академии. В частности, мы добились создания аналогичной Мастерской художественного мастерства. Даже не стали просить строить новое здание, а используем существующее, где размещен наш центральный аппарат – на улице Садыка Азимова. На 3-4-м этажах откроем 10 мастерских – просторных, светлых, с высокими потолками и водоснабжением. После отбора станем на два года отдавать их молодежи вместе с выплатой определенного оклада – как трамплин, чтобы искали себя, не переживая о деньгах. К ним будут заглядывать корифеи отечественного искусства, чтобы посмотреть на результаты и дать советы, если потребуется. Также в академию часто приходят иностранные гости, которые могут что-то купить – дополнительный доход молодым не помешает. По окончании срока ребята оставят академии несколько своих работ – это поможет пополнить фонды.
Также, к сожалению, у нас не выпускают художественные материалы и холсты, есть только импортные. Приходится искать их по всему рынку в Солнечном. Потому сейчас хотим передать частным предпринимателям одно из помещений в здании Центрального выставочного зала, чтобы они устроили там магазин и сами привозили все необходимое. Цены тоже обговорим.

Мы слишком замкнулись в национальных творческих рамках, надо разорвать этот круг и больше изучать мировой опыт. Тогда и отношение к искусству изменится

– Что насчет средств для зарубежных творческих поездок наших мастеров? Их важность для художников доказывает и ваш пример. Посетив в начале 90-х годов Индию, вы говорили, что вернулись оттуда с более богатой фактурой и нынешним псевдонимом.

– Да, верно. Обязательно станем отправлять молодежь в другие страны. Мы слишком замкнулись в национальных творческих рамках, надо разорвать этот круг и больше изучать мировой опыт. Тогда и отношение к искусству изменится. Часто говорим о Леонардо да Винчи, Магритте, Ван Гоге, но кто из художников нового поколения видел их полотна вживую? Людям моего возраста и старше повезло, что прежде была такая возможность, а сейчас нужны большие деньги, чтобы просто доехать до Москвы, пройтись по Третьяковской галерее, Пушкинскому музею…
Планируем договориться с коллегами из этих учреждений – пусть наши ребята не просто знакомятся с экспозициями, но и учатся там, на месте делая копии знаменитых холстов. Это очень хорошая школа.

– Художникам важно не только создавать картины, но и представлять их зрителям. Насколько легко сейчас в финансовом плане организовать выставку?

– Не так сложно. Узбекистан – единственная страна Центральной Азии, где государственные выставочные залы еще финансируются из бюджета. Рад этому, потому что я сторонник периодических персональных экспозиций. Они играют большую роль в развитии творческой личности.
Нужно подать заявку в Творческий союз художников. Если после изучения ее одобрят, то решается, где и когда можно устроить экспозицию. Сейчас у академии в столице четыре выставочных зала – Центральный, Ташкентский дом фотографии, Международный караван-сарай культуры Икуо Хираямы и Музей искусства миниатюры Востока имени Камолиддина Бехзода. А скоро появится и пятый – тоже в здании академии на Садыка Азимова.

– Что вы советуете коллегам, пытающимся найти баланс между творчеством и заработком?

– То, какие картины особенно у нас востребованы, нередко определяется чиновниками, которым требуется что-то повесить на стену в офисе. Им нравятся одинаковые ландшафты. «Пусть будут горы, Чарвак или река какая-то видна, тут зелень, тут небо – и хорошо!» Это может быть красиво, но не в таком же количестве. У нас много хороших пейзажистов, выезжающих каждый год на природу и рисующих с натуры. Но полно и тех, кто просто копирует фотографии. В скольких учреждениях есть подобные холсты!
Наша страна, Восток намного богаче, глубже. Разве такими полотнами запомнился Камолиддин Бехзод и другие мастера, разве такую роспись мы видим на городище Афросиаб? Нет, там совсем другое, и как раз это – наши корни. А сегодня все как-то измельчало. К счастью, есть те, кто продолжает создавать фундаментальные работы, творит, что называется, на века. Но они часто в тени.
Некоторые художники, к сожалению, стали подстраиваться под этот извращенный вкус, чтобы выживать. Однако если начинаешь подстраиваться – искусству конец. Такой человек сам себя губит. У мастера должен быть крепкий стержень, нельзя вести себя как флюгер. Туда повернулся, сюда повернулся, а где же он сам?
Когда гляжу на картину, сразу могу сказать – это творчество или коммерция, когда стараются кому-то понравиться. Художественное произведение в первую очередь должно нравиться самому автору! Придется ли кому-то по душе – неважно. Купят или нет – неважно. Человек должен творить, не думая об этом, писать то, чего душа просит. А среди наших мастеров есть и те, кто пока одну картину не продаст, вторую не начинает…
Хороший результат требует времени. Разве у меня или коллег каждая работа – шедевр? Нет, чтобы создать одну удачную, надо сделать десятки обычных. Художник не может показать свой талант так же быстро, как, например, эстрадный певец. Но достойная картина без внимания не останется.

– Совпали ли у вас периоды, когда вы и в профессии почувствовали себя состоявшимся, и финансово крепко встали на ноги?

– Нет. Мне грех жаловаться – всегда есть покупатели и живу в основном на доходы от творчества. Но ощущение, что у меня что-то получается, очень мимолетно. Отношение к прошлым успехам постоянно меняется, остается неудовлетворенность. Хочется идти дальше.

5 фактов об Акмале Нур

1. родился в 1959 году в Намангане
2. учился в Республиканском художественном училище имени П. Бенькова и Ташкентском театрально-художественном институте
3. в 1990 году стал членом Союза художников Узбекистана, в 1997-м избран самым молодым членом только что созданной Академии художеств Узбекистана, а в марте 2012 года возглавил ее
4. в 2011 году удостоен Государственной премии Узбекистана, в 2019-м – ордена «Фидокорона хизматлари учун»
5. его произведения хранятся в собраниях главных музеев нашей и многих других стран, частных коллекциях по всему миру

Текст: Рамиль Исламов